Кто «Чайку» с небом подружил

Чтение у Диунова не простое, с ножницами в руках. Другого столь же общедоступного способа «остановить мгновение», как думает Диунов, пока что никто не изобрел. Что-то зацепило – вырезку в папку. Их у него два битком набитых двухстворчатых книжных шкафа. Каков круг интересов хранителя коллекции видно по надписям на корешках.

«Москва», «Ленинград», «Война» – целый пятитомник. Отдельно «Авиация на войне» и просто «Авиация». Две папки огненно-красного цвета: «Репрессии» и «Репрессированные». Рядом читаем: «ШИЛ». Что сие такое? Оказывается – «Широко известные люди». Но к вождям и высшим руководителям – особое уважение, все под одной обложкой, от Ленина до Путина.

Целая полка – ярославская, тут вырезки в основном из «Северного». Нынешней весной эти папки Валентин Иванович открывал чаще остальных. Участник всех трех викторин «Хочу все знать о Ярославле», призер прошлогодней, Диунов непрочь был повторить успех. Правда, на первый приз не рассчитывал. Ответил на все вопросы, за исключением самого последнего, по счету сто пятидесятого – о том, когда прошли в нашем городе первые соревнования по баскетболу.

Нисколько из-за такой закавыки не унывает:

– Ну не мой, не мой это вид спорта!

Его, Диунова, «вид спорта» – другой.

Что ищут они в небесах

В гости к Валентину Ивановичу мы давно собирались и вовсе не в связи с викторинами. Это он, старший инструктор Ярославского аэроклуба ДОСААФ, учил прыгать с парашютом двадцатидвухлетнюю фабричную девчонку с «Красного Перекопа» Терешкову Валю. За одно это ему на небесах зачтется. Но и сам-то он вот уж и впрямь личность историче-ская.

Помнит довоенные праздники авиации на аэродроме еще не в Карачихе, а в Дядькове, давно закрытом. Кто из мальчишек тогда не видел себя во сне Валерием Чкаловым, летчиком-героем, отважным парашютистом. Со знанием дела оценивали они с летного поля лихие «бочки» и «штопоры» двухкрылок, таких, кажется, неповоротливых на земле. После показательного десанта наперегонки бежали пацаны смотреть, как устроены парашюты – их даже разрешалось трогать руками.

В армию Валентина мобилизовали 1 июня 1942 года, «на вырост» – в четырнадцать лет по спецнабору. Его передней линией фронта стала обувная артель на тогдашней Московской улице. Чинили-подшивали пехоте валенки, истертые на марше, изодранные осколками, прожженные у костров на привалах. Работу принимал военпред. Напортачили – сами и переделывайте за счет свободного времени.

Уважительной причиной для прекращения работы мог быть только авианалет. Дамбу и стальной «американский» мост через Которосль, с верхотуры которого он не раз летом прыгал солдатиком, немцы атаковали прицельно. Одна болванка от неразорвавшейся бомбы долго торчала у всех на виду на откосе дамбы.

Его мальчишеские сны начали сбываться уже после войны, в десантных войсках. Первый прыжок с перкалевым, из хабэ, боевым одноразовым парашютом на учениях в 76-й Псковской дивизии ВДВ Диунов выполнял с аэростата. Поднимали и опускали тот похожий на огромную каплю воздушный шар на обыкновенной лебедке. Тогда же Валентин Иванович получил и первые уроки «небесной педагогики». Комвзвода, чтобы подбодрить перед прыжком притихшее воинство, прямо в самолете душевно так затягивал: «Споемте, друзья, ведь завтра в поход, уйдем в предрассветный туман...»

Много позже понял Диунов, что храбрецами не рождаются – ими становятся, и небо для парашютиста лучший педагог-наставник. Настраивает на нужный лад без всяких поучений. На войне все проще: вперед, десантник, родина зовет! А как объяснишь про долг двадцатилетней девахе? Тут вступает в силу другая, причем самая незамысловатая логика. Фабричных девчонок в аэроклуб никто не тянул – прыгать ведь сами захотели.

Никаких душеспасительных бесед перед прыжком парашютист не любит. Инструктор поопытней это знает, но уж на досуге не упустит случая поговорить на щекотливую тему, чего они там, в небе, ищут. У самих новобранцев в таких разговорах и лишнего слова не вытянешь. Но если кто-то из них неосторожно взболтнет, что пришел, дескать, себя испытать, может и на каверзный контрвопрос нарваться: а как у вас, покоритель неба, насчет Отечеству послужить?

Со злостно непонятливыми расставались безжалостно, слов поделикатнее не выбирая:

– Ступай-ка ты, дружок, домой, у нас тут не цирковой аттракцион.

Храбрецами не рождаются

После дембеля Валентин Диунов в аэроклуб пришел не сразу. Собирал двигатели на автозаводе, неплохо зарабатывал. Парашютным спортом занимался по принципу: делу время, а потехе час. Но в нужный момент переломил судьбу без лишних раздумий. На хилые досаафовские хлеба бывшие десантники, само собой, не рвались. На собеседовании в военкомате у кого­то обнаруживались «семейные обстоятельства», кто­то прямо говорил: «Да напрыгался я в армии, хватит».

Неволить никого не стали, не тот случай. Из двенадцати вызванных отобрали, кроме Диунова, только двоих рыцарей без страха и упрека – Аристова и Рощина.

В небе уму­разуму учишься быстрее, чем на земле. На счету Валентина Диунова за четверть века – 1642 прыжка. По спортивным меркам немного. Но такова селяви – на себя инструктору времени никогда не хватает, его задача: чтобы побольше прыгали ученики. А вот школу риска сам он прошел от и до.

Знает, что такое прыгать с задержкой раскрытия на тридцать секунд и больше. Десантировался с оружием «на незнакомую местность». У него полсотни ночных прыжков, полторы сотни – на воду, и там, и там требуется натренированный глазомер, скрупулезный расчет времени и особое, с опытом приходящее чувство пространства.

Диунов тонул в болоте, которое с высоты принял за красивую сухую луговину. Как легкий парусник в бурю, тащило его по снежной целине. Прыгал и в грозу. Чем чудак­человек рисковал, сообразил, когда уже на земле вблизи увидел, как огненный всполох молнии беззвучно ушел в землю, оставив на траве черную опалину.

Однажды перехлестнуло стропой, ветром вывернуло наизнанку купол. Парашют в клочья изодрало сучьями на вершине старого дерева. Сам остался цел только потому, что прыгали в тот день на воду, и когда понесло его к противоположному берегу Волги, удар смягчил спасательный жилет.

Один из тех лоскутьев Валентин Иванович дал пощупать. Когда­то на память пришпилил вещдок прямо к странице своего аэроклубовского дневника. Для себя писал. О существовании тайных текстов знают только самые близкие люди. Между тем никаких сверхсекретов там нет, просто командиры не поощряли беллетристики. Сам аэроклубовский Пимен относился к подобным строгостям с улыбкой. Когда заводил первый том, у верхнего среза обложки «амбарной книги» написал: «совершенно секретно». А когда закончил последнюю страницу, решил жанр уточнить и резко снизить. Зачеркнул первый вариант, поставил: «разное».

Дневничок между тем не простой – с вкладышами и видеоприложением. Хранит редкие снимки из истории авиации и космонавтики. Имеется и авторский фотоархив: 250 пленок, отснятых лет за тридцать безотказной немецкой камерой «Дурата­2», зять подарил, служивший в группе советских войск в Германии.

На тот аппарат, как и на весь архив, конечно, положили глаз музейщики и коллекционеры. Хозяин пока что ничего не отдает, а про исправную до сей поры «Дурату» при случае обмолвится:

– Зачем отдавать, если она на пенсию еще не собирается.

В общем, полистали мы те записи, будто книжку с картинками почитали. Будущая «Чайка» в ней отнюдь не главная героиня – одна из многих. Это­то как раз и всего интересней.

Исповедь фабричной девчонки

Первое упоминание о Терешковой находим не в дневнике, а во вкладыше – рабочей тетради инструктора Виктора Хавронина, по профессии электросварщика. Во второй строке – заветное имя. Место работы: ленторовничный цех, специальность: ровнищница – так раньше писали, с буквой «щ». Образование: 8 классов. Отметки «по парашюту» всякие разные. Видим, закралась и «троечка». Круглых отличников у строгого Хавронина, оказывается, просто не бывало.

– Если бы еще одну графу, насчет характера, в том журнале успеваемости завести, – вставляет свое слово Валентин Иванович, – против фамилии Терешковой я бы написал: «заводила». Хотя сама она себя таковой не считала, относилась к себе еще строже, чем мы, инструктора, к своим ученикам.

Что про это думала сама Валя, мы с автором дневника «услышали» от нее самой. Вынули из конверта вложенное меж страниц письмо – отсылала из отряда космонавтов, примерно за год до полета. Читаем: «Приехали в Моск­ву 10 марта. Все время переживала. Все девчата – корифеи в парашютизме, а я ведь кулема. Это еще раз подтвердилось на первом занятии физо. Первые дни буквально болело все тело. Вечером приходила домой и падала от усталости замертво. А утром все снова. Ну, теперь все в норме».

И дальше: «...Нас тренирует Феликс Неймарк. Что можно сказать о прыжках? Падаю ничего, фигуры корявые, начало получаться зад­нее сальто. Никак не могу отработать точность («...приземления» – подсказывает Диунов). Феликс, правда, говорит: не все сразу, но мне уже стыдно, девчата прыгают лучше меня».

Концовка письма такая: «Очень прошу, пишите мне. Погода стоит отличная. Вы, наверно, здорово прыгаете. Как поживает наш «Антон»? Мы прыгаем с Ил­14 – вообще ничего, иногда считаешь все заклепки. Поцелуйте за меня Танюшку! Московская область, Щелково­4, 26 марта 1962 года».

Засекреченные подруги

Не дожидаясь вопросов, Валентин Иванович берется вкратце пояснить, кто такая «Танюшка» и за что именно ей особые Валины почести. Таню Торчилову тоже отобрали «как бы» в сборную по парашютному спорту – вместе с Терешковой и другими ее, с той поры до самой перестройки, засекреченными подругами Аллой Кузнецовой и Верой Квасовой.

На Торчилову делали ставку, она уже была перворазрядницей, призером зональных соревнований. Прошли годы, стала Таня серебряным призером чемпионата мира, мастером спорта международного класса с тремя с половиной тысячами прыжков.

Ее давно с нами нет, а когда начался отбор в отряд космонавтов, она как раз вышла замуж за инструктора аэроклуба Станислава Морозычева. К тестированию оказалась в «интересном положении», и ее отчислили. В свой час закончила она художественное училище. Жизнь пошла по другой стезе. Но сына своего Таня назвала Андрияном, в честь мужа своей подруги Вали – космонавта Николаева.

Тут Валентин Иванович, как факир из пустоты, достает очередной нигде и никогда не опубликованный рукописный «вкладыш» – записку Тать­яны Морозычевой следующего содержания: «Прошу парашютное звено закрыть в этом сезоне мои прыжки, по­ставить временно на них крест. Слезно прошу мне не отказать. 1 апреля 1962 года».

По диагонали на заявлении – размашистая шутейная резолюция красным карандашом за подписью инструктора Диунова: «Просьбу удовлетворить». В аэроклубе были в курсе дела. Так оценим же истинно первоапрельский юмор парашютистов!

Настал черед открыть нам увесистый фолиант фотоальбома. Смотреть его можно хоть до вечера. Вот кадр, сделанный фотоаппаратом Диунова. Место действия: балкон дома еще на Голубятной, нынешней улице Терешковой. Некий чин как раз уехал на Кубу, и его трехкомнатную квартиру дали «Чайке» и ее семье.

Июль 1964 года. Гости вышли проветриться. Заряжал аппарат владелец «Дураты», а щелкнул по его настоятельной просьбе брат Валентины Володя. Все ужасно молодые. Кого­то узнаешь только с подсказки. Валентин Иванович называет, кто слева направо: Станислав Морозычев, сама Валентина, инструктор аэроклуба Александр Рощин, космонавт Валерий Быковский, Татьяна Морозычева, космонавт Андриян Николаев и он, присел на перед­нем плане, Диунов. А в самом центре – его высочество белый пудель Терешковых Пеппи.

Уходя, ас оценил: «Годится!»

Из аэроклуба Валентин Иванович уходил в 70­м, по выслуге лет. В должности машиниста холодильной установки ремонтировал торговую технику. Рассказывая о том не самом романтическом периоде своей жизни, и тут без шутки не обошелся:

– Пристально следил машинист, чтобы в гастрономе у нас в Брагине не прокисла килька.

Последний свой прыжок Диунов выполнил за два дня до увольнения. С шестиста метров, обычный тренировочный. Правда, с разрешения начальства парашют достался ему не простой, со щелями в куполе. Вращая его, направлял полет струями воздуха. «Летающее крыло» со снайперским попаданием в кружок с диаметром десять сантиметров появилось куда позже. А для того времени хитрая самоделка, доверенная асу, была последним писком парашютных мод. Испытание прошло без сучка и задоринки, новинку поставили в серию.

Добрались мы в домашнем музее Валентина Диунова и до коробки с наградами. Для него самая дорогая – медаль 1946 года «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» – за те самые солдатские валенки. Из двухсот безусых умельцев такую медаль получил только каждый десятый.

Дорожит Валентин Иванович и старой эмблемой ВДВ: расправленные крылья, парашют посередке. Вот уж дей­ствительно музейная редкость. Кому­то наверху крыло показалось похожим на орла с царского герба, и эмблему забраковали, заменив другой.