– Как и когда судьба привела вас в Ярославль?
– Это было давно, в прошлом веке… Когда я так говорю, сам себе кажусь замшелым старцем. Однако именно в прошлом веке, в 1989 году, в Ростове Великом была организована Ассоциация колокольного искусства, в то время ещё Советского Союза. Мы находились под патронажем Фонда культуры, которым руководила Раиса Горбачёва. А потом была судьбоносная встреча с Еленой Анкудиновой и Натальей Каровской, в ту пору сотрудниками Ярославского музея-заповедника, на фестивале в Саратове. Слово за слово, разговорились: древний город, прекрасный музей, Часобитная башня, Большая звонница… Почему бы не восстановить там звоны? Так был сделан первый шаг, и в 1991 году надвартная башня обрела свой голос.
Как мы собирали для неё колокола – отдельная история. Слава Богу, в Ярославле был знаменитый Оловянишниковский завод, и многое из его наследия сохранилось. Хороший колокол оловянишниковского литья нашли на лакокрасочном заводе. Выменяли его у дирекции на музейный экспонат – отдали им рынду, а тот заводской колокол на несколько недель отправили в бак с растворителем – отмокать: похоже, что его каждый год красили в разные цвета (благо, краска всегда под рукой на лакокрасочном заводе). Отмыли его, отчистили и по сей день колокол на звоннице живёт. Другие колокола собирали по всем храмам, которые находились в ведении музея-заповедника. Большой двухтонный колокол стоял у входа в экспозицию, мы его тоже подняли. Тогда я разработал систему развеса колоколов для двух звонарей. Это была одна из моих первых больших и достаточно сложных работ, а потому она мне особо памятна и дорога.
– А как у вас вообще возник интерес к колоколам?
– Как говорится в таких случаях – ничто не предвещало. В юности я даже музыкой не интересовался особо: была художественная школа, серьёзно занимался спортом и даже нацелился было на школу олимпийского резерва, но сработал, как я это называю, ЧФ – человеческий фактор, и я оказался в армии. Там, поразмыслив на досуге, решил поступать в Архангельское музыкальное училище, хоть и не было в моём «анамнезе» музшколы. В училище увлёкся джазом, у нас был серьёзный коллектив, с которым, кстати, я не раз приезжал в Ярославль на фестивали «Джаз на Волгой». Так что ниточки, связавшие меня с Ярославлем, ещё оттуда протянулись. Потом в 90-е годы на первый план вышла электронная музыка, «живой звук» мало кого интересовал, и я переквалифицировался на экскурсовода, взял в разработку тему деревянного зодчества и шесть лет возил экскурсии в Малые Карелы. Как сейчас помню: «Малые Карелы справедливо называют столицей русского деревянного зодчества. Нигде больше вам не найти такого обилия первоклассных памятников…», посмотрите налево, взгляните направо – три часа монолога, пять рублей заработал. А потом мне в дирекции и говорят: вы, Владимир, музыкант, барабанщик, вот и займитесь здешними музейными колоколами. Целый год я после работы приезжал, и бесконечными белыми ночами (лес вокруг, мешать некому) названивал, примерялся к звуку колоколов. Ведь я подошёл к колоколам как музыкант, а не как звонарь – мне были интересны звук, композиция звона.
– Но ведь всё равно с чего-то надо было начинать…
– Тогда колокольное искусство только начинало возрождаться. Безусловно, какие-то звоны сохранились – был красный звон, московский, праздничный. Я церковных звонов не знал. Пришёл к одному батюшке, спросил, как звонили прежде, а он мне: не знаю, мил человек, раньше один колокол был, в него и били. Так я и закрепился на стезе современных колокольных звонов, сочинив первую композицию «Лесная сказка».
– А как в музее «Малые Карелы» пришли к идее восстановления колокольных звонов?
– Всё началось с идеи восстановления памятников деревянного зодчества. А что такое старинное деревянное зодчество? Не только избы и амбары, но и деревянные храмы, колокольни, а значит и колокола. По инициативе музыканта, великого энтузиаста колокольных звонов Валерия Владимировича Лоханского при музее «Малые Карелы» была основана Архангельская школа колокольного искусства. Это было в 1975 году. Лоханский проводил большую исследовательскую работу, изучая старинные нотные записи и словесные описания звонов, осваивал технику игры на колоколах. В это же время колоколами увлёкся наш самородок, талантливейший человек Иван Васильевич Данилов. Он полтора десятилетия был главным хранителем музея, восстановил праздничные колокольные звоны Архангельского Севера, сочинял свои музыкальные произведения. Его музыка звучит в фильмах «Дым Отечества», «Россия молодая», «Матвеева радость». На всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» вышли две пластинки со звонами Ивана Данилова – «Звоны Северные» и «Архангельские колокола». В Ростове Великом протоирей Аристарх Израилев на ноты переложил звоны Ростовской звонницы. Эти люди и были теми, кто стоял у истоков возрождения колокольных звонов на Руси. Много лет спустя мы удивлялись, как это нам в советское время секретарь обкома разрешил заниматься восстановлением колокольных звонов? Время-то сами помните какое было, атеистическое. Но мы тогда преподнесли это как часть истории и культуры – раз уж есть колокольни, что им пустовать? Тогда, в 70-х годах, в Архангельской области были проведены первые экспедиции по сбору колоколов, многие мы просто спасли из вторчермета. Собралось колоколов с три сотни, но хороших было мало, только на три звонницы хватило. Сейчас осталась только одна звонница, в деревне Кушерека.
– Сегодня интерес к колокольной музыке возрастает, как вы считаете?
– Судите сами: помимо ярославского фестиваля «Преображение», который я стараюсь не пропускать (когда приглашают, конечно), я провожу ещё несколько аналогичных фестивалей ежегодно по всей стране: «Алексеевские перезвоны» в Татарстане, «Каменск – Уральский – Колокольная столица», «Колокольные звоны Усолья» в Пермском крае. Сегодня интерес к колокольным звонам приобретает новое звучание. Пусть вас это не покоробит, но сейчас колокольный фестиваль – это выгодный бренд для любого человека, идущего во власть. Так начался фестиваль в Каменск-Уральске, а потом народ втянулся, вошёл во вкус. На последнем фестивале собралось больше десяти тысяч человек, приехали даже представители иностранных посольств.
– Вас можно назвать основателем современной колокольной музыки. В чём вообще современность колокольного звона, что привлекает в нём как музыкантов, так и слушателей? Может, это просто дань моде?
– Одно время у нас в России была мода на карильоны, Пётр I привнёс в нашу жизнь много европейского, в том числе и карильоны. По сей день, например, в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге стоит карильон. Но эта мода у нас не прижилась. Почему? В основе колокольного звона лежат ритм и характер, мелодика и гармония вторичны. В 80-х годах ко мне приезжал один карильонер из Голландии, поначалу смотрел на меня свысока. Ладно, думаю, сейчас я тебе покажу, на что способны русские колокола. Начал играть свои композиции «Сказание монаха», «Наваждение»… Смотрю, не усидел голландец внизу, лезет ко мне на звонницу: покажите, говорит, как это вы умудряетесь делать? Я, говорит, полностью от реальности оторвался, пока вас слушал. Вот этот отрыв от реальности и есть современность музыки. Мода тут не при чём.
– Ваш сын Владимир Петровский-младший тоже ведь пошёл по вашим стопам?
– Благодарю за это Бога. Владимир унаследовал мою увлечённость колокольным звоном, овладел этим искусством на высоком уровне. Хотя профессионального музыкального образования у него нет – по образованию он менеджер, закончил финансово-экономический университет. Музыкой Володя занимался дома. Организовал свою программу, его супруга Юля поёт, у Володи передвижная колокольная установка. Это очень востребованное на сегодня направление в искусстве – колокольные звоны. Есть у меня и последователи, и ученики – например, ярославец Андрей Федорычев, отец Павел (он в Витославицах, в музее деревянного зодчества, что в Великом Новгороде, работает звонарём) книгу издал.
– Что, на ваш взгляд, является альфой и омегой колокольных звонов?
– В основе колокольного звона лежат три кита – ритмичность, благозвучность и содержательность. Если с первыми двумя дела у нас обстоят более-менее неплохо, то с содержательностью – беда. Почему-то большинство звонов монотонны. Я убеждён: колокольный звон желает большего. И это я стараюсь вложить в своих учеников.
– Правда ли, что у каждого колокола свой голос?
– Абсолютно верно. Если говорить о ярославских колоколах в целом, то они веют стариной, здесь всегда есть соприкосновение с ушедшим временем. Я помню своё первое впечатление от колоколов в Ростове Великом. Это было в 1989 году, когда поднялся на Ростовскую звонницу и прикоснулся к знаменитому Сысою. В Архангельске тоже старинные колокола, но они меньшего звучания. А ощущение от Ростовской звонницы у меня осталось на всю жизнь – это было потрясающе.
– Насколько допустимо в церковном звоне творчество? Есть ли здесь какие-то ограничения?
– Когда я рассказываю о том, как строится звон, обычно говорю – всё имеет своё право на существование. Но недаром говорят: в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Что касается церковных звонов, то ограничения прежде всего должны быть нравственные. Однако и здесь я буду настаивать: содержательность должна быть в любом звоне. Однажды, когда я занимался в одном московском монастыре со звонарями, ко мне подошёл один иеромонах из Троице-Сергиевой лавры и говорит: ты не так звонишь, «так не должно». Эти слова меня зацепили, присмирили, полночи думал… А потом меня осенило: ведь и у храмов разная архитектура, внутреннее убранство не под копирку сделано, и росписи, иконостасы тоже отличаются. Почему же звоны должны быть одни и те же? Утром выложил свои доводы строгому иеромонаху, тот согласился: есть над чем подумать. А когда этой темы коснулся в беседе с митрополитом Питиримом, мы с ним нашли общий язык, и он мне напомнил Константина Сараджева, звонаря-виртуоза, теоретика русского колокольного звона, который не приемлел в звоне обыденности.
Вспомнился в тему и другой случай, когда Влад Листьев приезжал в «Малые Карелы» снимать сюжет для «Взгляда». В те годы днём я водил экскурсии, звонил колокольные звоны, а по вечерам играл в ресторане – деньги зарабатывал. Телевизионщики меня спрашивают: а «Листья жёлтые» ты на своих колоколах сыграть можешь? Можно-то можно, а вот должно ли? Я всегда понимал, что есть определённые границы, через которые переступать нельзя. Красота должна проходить через душу исполнителя, только тогда звон зацепит слушателя за что-то сокровенное в его собственной душе. У Бога должно быть всё красиво, всё правильно. Я всегда говорю своим ученикам: сочиняйте и звоните красиво. Ведь то, как ты позвонишь сегодня, ты больше не повторишь никогда в жизни, и, возможно, именно этот звон останется у кого-то в памяти.
– Звонарю обязательно нужно быть воцерковлённым человеком?
– Тут не всё так просто. Человек, звонящий в церкви, безусловно, должен быть воцерковлённым и получившим благословение на это занятие. Если заглянуть в энциклопедию Брокгауза и Ефрона, то мы узнаем, что звонарь – это лицо, производящее установленный звон в церквах при богослужениях. А если человек светский, всю жизнь в музее проработал, и при этом звонит в колокола? Какой же он звонарь? В своё время Елена Андреевна Анкудинова придумала термин «колоколист», и я вбросил его в мир. В отношении музейщиков, музыкантов, звонящих в колокола, определение колоколист точнее будет. Сейчас многие стали совмещать, так сказать, профессии, в таком случае получается звонарь-колоколист, как инженер-технолог. Но как ни называй, за возрождение колокольных звонов, которое сейчас происходит по всей России, надо низко поклониться всем музейщикам страны. Благодаря их самоотверженному труду сохранились в советское время колокола, иконы, церковная утварь. Что касается терминологии, то мне больше по душе такое – мастер колокольного звона.
– Заранее прошу прощения за личный вопрос: вы – воцерковлённый человек?
– Да, это случилось в 1992 году, во время приезда Патриарха Алексия на Соловки. Там состоялась наша встреча, и я получил его благословение на всю оставшуюся жизнь.
– Вы восстановили звоны в 150 храмах, участвовали во многих фестивалях. В такой богатой событиями биографии есть что-то наиболее памятное, запавшее в душу?
– Я звонил на юбилее со дня освящения древнейшего русского храма, Святой Софии Новгородской, запомнился мой приезд в Ярославль в связи с торжествами Ярославо-Ростовской епархии. По просьбе Виктора Черномырдина я делал звоны на храме Иоанна Богослова, который он построил для своих односельчан в селе Чёрный Отрог под Оренбургом.
– Мы говорим о звонах. Но ведь это – кульминация. Ей предшествует огромная работа: выбор колоколов, их развес. Уж если колокольная тема сейчас в тренде, напрашивается такой вопрос: часто ли вам приходится исправлять чужие ошибки?
– Это самая неблагодарная работа. Я смирился с этим, равно как и с тем, что подворовывают мои идеи, выдавая их за свои. Что поделаешь, матушка-Россия. Беда, что сейчас много некачественного литья идёт. К одному батюшке в Подмосковье приехал, тот просит: посмотри колокола, что-то в них не так. Глянул, за голову схватился – откуда такие? Благодетель, говорит, подарил. А ведь колокол – это не только форма, похожая на колокол, это и профиль, и состав металла, и геометрия, и тонкий мир звучания – во всём этом разбираться нужно. А сейчас на иных заводах как рассуждают: нет промышленных заказов, давай колокола отливать, большого ума не надо. Вот и получается, как в Нижнем Новгороде: четвёртый язык меняют, а колокол всё равно не звучит. Я всегда советую: обращайтесь к знатокам, не спешите с выбором. Колокол – он же веками служить должен.
– Я наблюдала за вами перед концертом: перед тем, как извлечь из колокола первый звук, вы что-то шепчете. Что это за слова, если не секрет?
– Всегда перед звоном читаю молитву звонаря, данную мне на заре моего колокольного пути одним православным человеком. Вот она: «Благовествуй земле радость велию, Хвалите небеса Божию славу. Господи, гласом звона сего священного, Всякое стремление к ленности от сердца моего отжени. И спешно мя на молитву и всякое дело благое, Силою своею сотвори. Аминь».
Беседовала Лариса САХАРОВА. 
Фото Ирины ПИЧУГИНОЙ.