В штабе армии я встретился с генералом Перхуровым. Он был небрит. Увидев меня, очень обрадовался.
– Я очень доволен, полковник, действиями заволжского отряда и вашими распоряжениями.
Я поклонился и отвечал:
– Сделал то, что мог.
– Вы мне нужны здесь... Будете моим помощником, полковник. Гоппер ранен в живот. Он мне советовал вас как человека знающего и энергичного... Итак, с настоящего момента предлагаю вам приступить к исполнению своих обязанностей.
– Слушаюсь, ваше прево-сходительство, – ответил я. – Но мне хотелось бы знать общее положение, обстановку...
– Нарисую ее вам в нескольких словах: мы окружены – положение безвыходное. Многие из восставших пали духом и стараются улизнуть в села и там укрыться от мести большевиков. Армия начинает испытывать недостаток в еде, так как припасы на исходе. Бои, продолжающиеся каждый день, стали в тягость населению. Света нет, воды нет. За ведром воды приходится бежать к Волге или Которосли, рискуя жизнью, так как большевики обстреливают эти места. Кроме того, вода в реке заражена трупами. Река служила общим кладбищем для нас и для большевиков. К тому же откуда-то из верховьев Волги плывут разложившиеся трупы. Где и что делается – неизвестно.
С каждым днем большевики подвозили все новые и новые силы. Вблизи города есть лагерь военнопленных, в котором находится до 60 тысяч немцев и мадьяр. Мы их перестали кормить, так как не в состоянии сделать это. Они разбегаются из лагеря и грозят всей массой перейти к большевикам на службу. Поведение их очень двусмысленное...
– Видите ли, ваше прево-сходительство, – сказал я, – по моему мнению, большевики перенесли центр своих действий на заволжский отряд, и его необходимо значительно усилить и придать еще несколько пушек.
– Поговорите об этом с начальником штаба, – сказал генерал.
Я отправился к начальнику штаба. На этот раз это был полковник кавказского типа, не генерального штаба, человек очень спокойный, но весьма халатный. Переговорив с ним, я убедил его послать за Волгу еще 1000 человек, что и было тотчас же сделано. Были посланы также две пушки, действовавшие на юге. Я стал знакомиться с положением дел на фронте.
Нашел массу упущений и промахов. Так, Московский вокзал был занят лишь 20 человеками при одном пулемете. Это был очень важный пункт, и туда надо было послать больше сил. Большевики воспользовались этим и без особого боя овладели вокзалом. Еще до восстания здесь стоял какой-то железнодорожный отряд, около 2000 человек, прекрасно вооруженный. В борьбе восставших и большевиков железнодорожники объявили нейтралитет. На поддержку этого отряда наш штаб очень рассчитывал, но обманулся.
Начальники этого отряда были очень любезны с нами, обещая всяческую поддержку, но все это были лишь слова.
Положение было безотрадное.
Часов в 9 утра я вновь встретился с генералом Перхуровым. Он подошел ко мне и спросил:
– Ну что, ознакомились с положением дел на фронте?
– Да, – сказал я.
– Что же вы посоветуете делать?
– Не знаю, – отвечал я.
Он помолчал немного, а затем сказал:
– Но делать-то что-то нужно; не бросать же армию и бежать...
– Необходимо созвать военный совет, – сказал я.
Генерал Перхуров подумал немного, а затем сказал:
– Вы правы! Итак, решено созвать военный совет.
2 июля в зале Государственного банка состоялся военный совет. На нем присутствовало 28 генералов и 16 полковников.
Заседание совета открыл генерал Перхуров и предложил избрать председателя. Им был избран генерал Карпов, бывший командир 25-го армейского корпуса.
Генерал Перхуров, как командующий армией, сделал доклад о положении на фронте и, сказав, что дальше нельзя бездействовать, предложил членам совета высказаться по этому поводу.
После генерала Перхурова стал говорить генерал Карпов.
Его мнения сводились к следующему:
1). Сидеть в Ярославле и защищаться до последней капли крови. Мы не одни – если все Поволжье еще не восстало, то должно восстать, и тогда большевики не справятся с нами. Мы всегда сможем опрокинуть их и двинуться на Москву.
2). Обратить должное внимание на мобилизацию и организацию. Сформировать 4 полка пехоты. Ввиду того, что главную роль в деле восстания сыграли не ярославцы, а приезжие из других мест, обратиться к жителям города с воззванием: всем стать под ружье.
3). Переговоры о мире с большевиками, предложенные через германских пленных офицеров, отвергнуть.
Мнения по этому вопросу разделились. Генерал Перхуров внес предложение прорваться к Архангельску. Погрузиться на пароходы, высадиться на той стороне Волги, прорвать фронт большевиков и идти в Архангельск.
Но большинство было на стороне генерала Карпова. Следовательно, его проект должен был быть приведен в жизнь. Получалось странное явление – генерал Перхуров, противник данного проекта, должен был проводить его в жизнь. Выходило нелепо. Тогда кто-то из генералов предложил генералу Перхурову сдать командование армией генералу Карпову, а самому войти в состав правительства, сформированного из представителей местной общественности и профессуры Демидовского лицея.
Перхуров не согласился на это, сказав, что не имеет на то полномочий от Савинкова.
Кто-то заметил:
– При чем тут Савинков? Здесь вопрос жизни и смерти, а вы – Савинков?..
– Он был здесь в первые дни восстания, – сказал кто-то.
– Где же он?..
– Ваше превосходительство, – обратился кто-то к генералу Перхурову, – а где сейчас находится господин Савинков?
– Он уехал из Ярославля с полковником Панчевым в Тверь для устройства восстания на Севере.
Совет разошелся молча, не приняв определенного решения. После совета генерал Перхуров вызвал меня к себе и сказал: «Положение очень скверное и странное. Нужно что-либо предпринимать. Я полагаю, что нужно действовать.
Мое предложение заключается в следующем:
1). Я сдаю командование генералу Карпову.
2). Сам набираю отряд из желающих, сажаю на пароходы, прорываю фронт красных за Волгой и открываю путь для заволжского отряда.
Все войска вместе с генералом Карповым устремляются в этот прорыв, и мы идем к Архангельску. Сидеть в этой мышеловке нет смысла.
Сделайте соответствующие распоряжения!»
Я не возражал, потому что сознавал, что это – единственный выход. Предприятие было опасное, так как большевики могли заметить нас и открыть стрельбу из орудий по пароходу, но делать ничего не оставалось. Были опрошены все желающие идти на прорыв с генералом Перхуровым, и желающих оказалось около 6000 человек.
В ночь со 2 на 3 июля генерал Карпов принял командование всей армией. Генерал Перхуров стал готовиться к предстоявшей операции прорыва. Ввиду того, что я проявил согласие ехать с генералом Перхуровым, генерал Карпов назначил вместо меня кого-то другого. Этот новый тотчас же стал формировать полки. Ночью кое-как было сформировано 4 полка.
Между тем, пока шли переговоры между генералами, пока заседали в совете, положение на фронте ухудшилось. Со всех участков требовали пополнений и пищи.
Все городские больницы и общественные здания были наполнены ранеными. Все врачи Ярославля добровольно взялись организовать помощь раненым. Аптеки безвозмездно предоставляли перевязочные средства. Наши раненые и большевики лежали вместе, так как трудно было отличить своих от красных, формы ведь никакой не было.
Ночь с 3 на 4 июля. Для прорыва приготовили 10 пароходов общества «Самолет». Однако на сборный пункт явились только 450 – 500 человек (из 5 – 6 тысяч желавших).
В это время многие повстанцы уже окончательно пали духом и старались спасти свою шкуру. Вечером, перед отправкой, генерал Перхуров разделил имевшиеся у него деньги. Солдаты получили по 5 – 8 тысяч, а офицеры – по 10 – 15 тысяч. Я получил 25000 рублей николаевскими, генерал Перхуров взял себе столько же. Несмотря на то, что к пристани явилось только около 500 человек, генерал Перхуров все же решил сделать попытку прорыва неприятельского фронта. Погрузились на один пароход и двинулись ночью. На руле был сам капитан. Ему устроили кабину из мешков, наполненных песком, чтобы пули не могли задеть его. Все же спрятались в трюме. Несмотря на то, что луна еще не всходила, нас заметили и открыли стрельбу. Это было очень близко от моста. Мы все же благополучно проскользнули под мостом и остановились у Толгского монастыря. Рассветало, когда мы стали выгружаться. На рассвете мы уже заняли какую-то деревеньку...
В городе по-прежнему все клокотало и гудело.
Бой шел с прежним ожесточением. Бросив пароход (капитан парохода взял винтовку и пошел вместе с нами), мы отправились в обход через лес.
Отошли лесом на несколько верст от берега, сделали привал и позавтракали. Еду достали в деревне. После привала генерал Перхуров отправился в разведку с отрядом в пять-десят человек. Разведка его была неудачна. Хотя он и установил, что с разных мест за Волгу идут эшелоны с войсками, хотя он и испортил линию железной дороги, но в лесу случайно наткнулся на колонну красных войск и в происшедшей перестрелке потерял около 30 человек убитыми и ранеными. Только небольшая кучка возвратилась вместе с ним. Ввиду близости большевиков двинулись в глубину леса. Шли часа три и опять решили произвести разведку. На этот раз в разведку отправился я. Случайно наткнулся на четырех красноармейцев в лесу и взял их проводниками. Они повели нас и привели к поляне, на которой было около 5 тысяч большевиков. Стояли биваком. Мы осторожно ушли назад. Так проболтались в лесу до ночи, а затем расположились на ночлег. Во все время нашего пребывания в лесу в городе гремела канонада.
Ночью с 4-го на 5-е мы решили прорываться.
Перед рассветом двинулись вперед и к рассвету наткнулись на окопчики большевиков. Никакой охраны у них не было – очевидно, не ожидали нападения. Открыв ураганный огонь из 10 пулеметов, мы бросились с криком «ура» на позиции большевиков и заняли их. Очистили весь плацдарм до Волги, но... заволжского отряда уже не было на этой стороне. Среди захваченных пленных красноармейцев мы нашли одного повстанца, который был взят красными в плен. Он рассказал нам, что 4 июля заволж-ский отряд был уничтожен
большевиками. Сюда были стянуты артиллерия и большие силы красных и сделан решительный натиск. Многие были перебиты, многие утонули. Когда отступающие бросились на катера и лодки, красные с берега в упор расстреливали восставших. Артиллерия потопила несколько лодок.
От пленных красноармейцев мы узнали, что город в критическом положении. Многие орудия восставших были уже подбиты, силы таяли с каждым часом. Окраины уже были заняты большевиками.
Оставаться нам в этом районе не было смысла, и мы двинулись, а куда – и сами не знали.
Вышли к какой-то деревне и наткнулись на большевиков. Хотели уйти незамеченными, но было поздно. Пришлось принять бой в невыгодных условиях. К концу боя появилась красная кавалерия, которая пошла на нас в атаку, и мы вынуждены были бежать в лес. При столь паническом бегстве отряд разбился на маленькие группы. Красная пехота бросилась за нами в лес – пришлось уходить во все лопатки. Мы решили идти куда глаза глядят. (Нас было 20 человек). Целый день шли лесами, перелесками, оврагами и, наконец, вышли
к какому-то селу. Узнав, где мы, оттуда уже двинулись на Рыбинск. Шли ночью, стараясь держаться лесом и оврагами. Через два дня были вблизи Рыбинска. Там только что было подавлено сильное восстание. Красная ЧК расстреляла 4000 офицеров, а также много рыбинцев.
Заходить в Рыбинск было опасно, и поэтому я двинулся дальше, вверх по Волге. У Сывелово купил у частного лица билет до Троицкой лавры, оттуда пешком пробрался в Москву, а из Москвы – нелегальным способом на Украину.
Восстание в Ярославле было подавлено красными. Генерал Карпов и 7000 офицеров были расстреляны. Генерал Перхуров был пойман и посажен в тюрьму и в 1925 г. расстрелян большевиками.
Заканчивая записки о ярославском восстании, я хотел высказать свой взгляд по поводу его неудачи.
Причины неудачи следующие:
1). Инертность крестьян; это можно объяснить тем, что крестьяне еще не переболели большевизмом и почва не созрела.
2). Скверная организация восстания. Восстания вспыхивали и гибли по очереди (Ярославль, Рыбинск, Кострома). Если бы они вспыхнули одновременно, то мог бы разгореться пожар. 3). Бесталанность генерала Перхурова как командующего. Вместо того чтобы в первый же день перенести борьбу за город, он заперся в цитадели. Это вызвало неудовольствие жителей, так как борьба была очень тяжела для населения.
Все это говорит, что план борьбы не был разработан – или же был разработан человеком, не сведущим в этом деле...
София.
Фотографии для публикации предоставлены из фондов Государственного архива Ярославской области. Поступили в ГАЯО в 1998 году в составе личного архива профессора Москов-ского университета и ярославского уроженца С. С. Дмитриева (1906 – 1991).
